Вегетарианское обозрение, Киев, 1910
Вегетарианское обозрение, Киев, 1910 г.
А потом ничего; подошли, посмотрели, потрогали глубоко сидящую лучину. Да и к крови привыкли, не отвертывались.
Учитель был очень рад. Говорил, что сегодня он хорошо пообедает: этого стервеца он столько кормил овсом. И нас на радостях отпустил тут же домой.
Очень славный был, очень простой человек.
Александр Галунов
ВО.9-10.1910, с.57-60
Почему я стал вегетарианцем?
В детстве я, как многие другие дети, случалось, бывал жесток к животным. Считая воробьев вредными птицами, я разорял их гнезда, а их птенцов разбивал о камни в топил в воде. В самый момент совершения этих поступков мне, правда, бывало немного жутко, но мысль как-то не останавливалась долго над этим, удовольствие же лазить по деревьям и крышам, отыскивая гнезда, было очень велико. Случалось выгонять из огорода свиней, уток и т.п., и я из какого-то бессознательного стремления показать свое превосходство и власть над животными, норовил непременно ударить их побольнее, при этом я постепенно приходил в ярость и уже не заботился о последствиях ударов. Однажды я увидел на берегу реки отдыхавшее стадо уток, во мне явилось желание испытать меткость своей руки и я запустил в уток палкою, чтобы согнать их на воду. Но удар неожиданно для меня оказался слишком сильным. Палка ударила одну из уток по голове и несчастная была убита наповал. Мне стало как-то неловко в душе и я искренно укорял себя в том, что, не думая о последствиях своих поступков, я лишил жизни такое грациозное молодое существо, не сделавшее мне никакого вреда. Другой раз, желая напугать собаку, подбиравшую упавшие на землю груши, я выстрелил в нее из ружья, заряженного горохом. Я полагал, что дело ограничится легкими ранами, которые навсегда отучат собаку ходить в сад. Но каков был мой ужас, когда вслед за выстрелом, собака, бывшая от меня в 10 шагах, как-то тяжело свалилась на землю, судорожно провела несколько раз лапами взад и вперед и стала неподвижна... Мне сразу стало ужасно стыдно за свою ничем неоправдываемую жестокость, жалко бедной крестьянской собаки, так трагически кончившей свою полуголодную жизнь, и я жестоко укорял себя за свою жадность собственника. После этого последнего случая я больше уже никогда не позволял себе жестокого обращения с животными... Охотится же я бросил еще задолго до этого. Кстати сказать, и охотником я был плохим, и на моей совести тяготеет лишь 4-5 случаев убийства диких уток. Начал я охотиться лет с 15 и почти исключительно из подражания взрослым, отчасти же из любви к спорту. Однако при виде охотничьих трофеев у моего отца и брата, в виде диких уток, курочек и бекасов с разбитыми головами, перебитыми ногами и крыльями, с запекшейся в ранах кровью, у меня мелькала часто мысль: «А ведь им было больно, когда их убивали, наверно им очень хотелось жить, зачем же было их убивать?». Но я скорее спешил перейти к другим мыслям, считая, что институт охоты, при современном мясоедении, учреждение, освященное веками и необходимое в целях экономических и гигиенических (спорт). Иногда, сидя по часу и более в камышах и подстерегая какую-нибудь утку, я задавал себе вопрос: «да хорошо ли это, подстерегать из засады другое существо, менее разумное, более слабое, чем ты, рискующее попасть на твою пулю лишь из-за того, что ему необходимо утолить свой голод, как это делаешь и ты»? Но тотчас появлялась на сцену мысль, что «так делают все» и что таков уже «закон жизни» и я старался находить во всем этом вид интересного спорта – борьбы хитрости с хитростью, терпения с терпением. Казалось, что человек должен же одержать победу над неразумною тварью.
Однажды случилось мне на небольшом озере ранить дикую утку в бок. Она была еще жива и старалась всеми силами уползти в осоку. Я быстро разделся, вошел в воду и стал ее ловить. Нужно было видеть ее ужас при виде человека – ее убийцы, ее отчаянные попытки, несмотря на рану, уйти! У меня уже мелькнула мысль: «не дать ли ей уйти?» Но чисто